Даже устраняя открытые высказывания и некоторые упоминания официальных источников или сжимая цитаты из «Устава о ссыльных», изложение отдельных его статей, Чехов оставлял неприкосновенной мысль, внутренне также организующую его книгу, — о противозаконности сахалинской практики, нарушении даже существующих законов, произвольном их толковании, факторах, усиливающих действие и без того жестоких современных законов, что само по себе являлось причиной побегов.
Особо следует отметить использование в книге приказов начальника острова Кононовича, за которым установилась (не только в официальных кругах) репутация гуманного, интеллигентного человека. Заведуя 18 лет Карийской каторгой, он попадал порою в немилость начальству за допускаемые «послабления государственным преступникам» (Центральный государственный архив Октябрьской революции (Москва), ф. 122, оп. 1, ед. хр. 198).
Отзывы о Кононовиче, доходившие до Чехова, были весьма пестрыми. В письмах Чехову Р. О. Чагина (18 и 20 апреля 1890 г.) и К. Шишмарева (Государственная библиотека имени В. И. Ленина (Москва)) говорилось о тупости, формализме, мании величия и мелочности Кононовича. По мнению же В. Г. Короленко, Кононович человек «в высшей степени честный и справедливый», но грубоватый (Государственная библиотека имени В. И. Ленина (Москва)). Д. Кеннан, как напомнил в книге Чехов, отозвался о Кононовиче восторженно. И личные впечатления автора «Сахалина» были (особенно на первых порах) вполне благоприятны («интеллигентный и порядочный человек»), быть может, не без влияния радушия и гостеприимства, которые оказал ему начальник острова (письма Суворину от 11 сентября 1890 г., Кононовичу от 19 февраля 1891 г.). Однако изучение сахалинской жизни, официальных документов (в частности, приказов начальника острова), видимо, поколебало первоначальное впечатление; в очерках появились иронические интонации по адресу Кононовича. По мере приближения к финалу заметна тенденция обнаружить противоречия между словами и делами Кононовича: его неверие в сельскохозяйственную колонизацию и — настойчивая реализация этой идеи; «отвращение к телесным наказаниям» — и широкое применение их на острове.
Работая над очерками, Чехов из писем своих корреспондентов узнал о ревизии на Сахалине, обнаружившей множество серьезных злоупотреблений, растрат, хищений, то есть тех «преступлений по должности», которые в своей «Записке...» (1891 г.) отмечал сам Кононович (ЦГА РСФСР ДВ, оп. 1, ф. 702, ед. хр. 155, л. 12). И хотя лично Кононович не был виновен и с помощью А. Н. Корфа, хлопотавшего перед министерством (там же, 1133, оп. 1, ед. хр. 556, лл. 2—3), ему удалось оправдаться, но как начальник острова он нес ответственность за все, и ему в 1893 г. было предложено уйти в отставку.
Передавая в «Острове Сахалине» содержание приказов Кононовича, цитируя или упоминая их, Чехов выразил свое критическое отношение к этим документам, сомнение в гуманности решений и действий начальника острова. Всего отсылок к приказам Кононовича около 30, все они определились уже в черновой рукописи и (за редким исключением) остались при подготовке печатных изданий.
Чехов имел все основания возлагать ответственность за положение на Сахалине не только на начальника Главного тюремного управления Галкина-Враского, начальника острова Кононовича и сахалинских чиновников, но и на генерал-губернатора Приамурского края Корфа, слывшего гуманным человеком, жаждущим добра своему краю, покровительствующему даже тем, кто предает гласности жизнь на русской окраине. Корф и сам выступал в газетах и на заседаниях Географического общества с сообщениями о Приамурском крае, с призывами содействовать заселению его необжитых мест (см., например, «Новое время», 1888, № 4361, 19 апреля).
Чехов подошел к Корфу с той же мерой, что и к Кононовичу. Сопоставив его благие намерения и реальные их осуществления, обнаружил резкие противоречия, бросавшиеся в глаза и некоторым местным корреспондентам (см. «Владивосток», 1890, №№ 25, 41, 42, 24 июня, 14 и 21 октября). Начальник Приамурского края, гуманный и благородный человек, пять лет не был на острове, а теперь, на основании беглого осмотра приукрашенных к его приезду тюрем и поселений, делает заключение о «значительном прогрессе», превосходящем все ожидания.
Чехов не знал, что в пору его работы над «Островом Сахалином» Корф в докладе министру внутренних дел выразил сомнение, что остров Сахалин можно «обратить в земледельческую колонию» (ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, оп. 1, ед. хр. 155, лл. 91, 100), но со слов Корфа он еще на Сахалине записал: «Сельскохозяйственная колония преступников на острове неосуществима», и вместе с тем был свидетелем того, как упорно стремились реализовать идею сельскохозяйственной колонизации под его руководством.
Создавая документально-художественные очерки, в которых факты, цифры безукоризненно точны, Чехов последовательно (от черновой рукописи до подготовки текста к собранию сочинений) сокращал объем справочного материала. Его указания на источник совершенно верны, но порою в процессе работы он отказывался от полной ссылки, иногда называл лишь фамилию известного исследователя, путешественника, сжимал цитатный материал или отправлял в сноску некоторые специальные сведения.
От этого последовательного сокращения справочного аппарата в книге все рельефнее выступали конкретные авторские наблюдения, лица, сцены, эпизоды из сахалинской жизни, то есть все то, что составляло, условно говоря, «художественную часть» книги, которая также не оставалась неподвижной, подвергалась изменениям. Разнообразны формы использования в «Острове Сахалине» материала, добытого самим автором и другими лицами — исследователями, путешественниками, газетными корреспондентами. Чехов то ограничивался библиографической ссылкой на специальные сочинения, не считая себя компетентным в этом вопросе, то, не претендуя на самостоятельное решение какого-нибудь вопроса, как бы проверял свои немногие наблюдения фактическими данными, характеристиками, выводами авторитетных исследователей — этнографов., путешественников (Л. И. Шренка, И. Ф. Крузенштерна, Н. К. Бошняка и др.). При этом Чехов нередко создавал и портреты самих исследователей — Невельского, Бошняка, Н. В. Рудановского, И. С. Полякова, Н. В. Буссе.
То, что являлось самоцелью в ряде изученных Чеховым специальных работ географов, ботаников, геологов и др., стало в книге лишь средством создания впечатляющей картины суровой сахалинской природы, враждебной несвободному человеку («при чтении становится холодно» — Суворину, 18 мая 1891 г.). Почти дословно повторяя описания специалистов, Чехов сопровождал их порою своими размышлениями. Нередко Чехов творчески преобразовывал специальные описания (ср., например, описание «кочевания рыбы» у зоолога И. С. Полякова в известной Чехову его работе «Отчет об исследованиях на острове Сахалине и и Южно-Уссурийском крае». СПб., 1884, стр. 3—4, и в сахалинских очерках Чехова — стр. 285—286). Описание Чехова лишено натуралистических деталей, столь естественных в труде зоолога; создана своеобразная художественная картина.
Рукописи и печатные издания «Острова Сахалина» дают возможность судить о характере авторской стилистической правки этого произведения. Устраняются канцеляризмы («вверенную ему...»), иностранные слова («прерогатива») или заменяются тождественными по значению русскими выражениями: полнейший индифферентизм — полнейшее равнодушие; конкурируя — соперничая. Просторечье заменяется общепринятыми литературными оборотами (одежа — одежда, склизких — скользких), а порою заключаются в кавычки слова из чужого лексикона и при этом вводится ссылка на лицо или круг лиц, у которых эти слова заимствованы: «из уваженья», как говорят мужики; по словам надзирателей, «душу воротит». Снимаются пышные метафоры («со своей королевой клюквой»); привычные литературные штампы заменяются простыми словами (плерезом — крепом; хранили глубокое молчание — все время молчали).
3
Очерки Чехова вызвали внимание и интерес читателей и корреспондентов — сибиряков и сахалинцев. В «Енисейском листке» (1893, № 52, 26 декабря), вскоре после появления первых глав в «Русской мысли» (1893, № 10), автор (Nemo) литературного обозрения писал о «весьма интересных путевых записках известного нашего писателя А. П. Чехова» и, предвещая им в сахалинской литературе «первое место», отмечал, что, наряду с описанием условий жизни ссыльнокаторжных, писатель передал и свои личные впечатления при соприкосновении с этим населением», с администрацией каторги — «одного из мрачных» мест России.
В газете «Сибирский вестник» в 1893—1894 гг. авторы «Журнальных обозрений» (П. Ч. Чернч, П. Львов) излагали содержание отдельных глав «замечательных путевых записок», обращали внимание читателей на полярность выводов в описании каторги Корфа и Чехова: «Чехов, постоянно описывающий звон цепей, разубеждает нас в этих прекрасных словах <„цепей нет“> барона Корфа». Они отмечали также, что «Чехов на этот раз мало описывает как художник. От слога его, сжатого и холодного, веет как будто тоской приунывшего туриста, не замечающего красоты окрестных мест. В отсутствии образности во всех описаниях Чехова, впрочем, обвинить нельзя» («Сибирский вестник», 1893, № 138, 26 ноября; см. также: 1894, № 115, 1 октября).
Газета «Владивосток», недавно жаловавшаяся на то, что с «мертвого острова» не поступает известий, так как корреспондентов преследуют (1893, № 10, 7 марта), сразу откликнулась на первые главы «Сахалина». Напомнив о путешествии Чехова летом 1890 г. через Сибирь на Сахалин и об очерках «Из Сибири», «по необходимости часто слишком поверхностных», один из авторов (Ди—ма) писал о начале сахалинских очерков: «Статья эта, по нашему мнению, обещает быть интересной, за что ручаются и первые главы ее <...> и далеко недюжинный талант автора, и глубокая наблюдательность его как беллетриста-художника», и, наконец, «целесообразный и плодотворный» принятый им метод изучения: перепись, личные наблюдения и общения. Цитируя некоторые места (описание Николаевска, торжественной встречи Корфа), корреспондент приходил к выводу, «что Чехов принадлежит к тем <...> писателям, которые, рисуя нашу отдаленную окраину, розовых красок не пускают» (1894, № 5, 30 января). По выходе отдельного издания «Острова Сахалина» в 1895 и 1902 годах на эту книгу в местной прессе неоднократно ссылались, как на произведение «мастерски написанное», автор которого, глубоко сострадая подневольным обитателям острова, обличает сахалинскую действительность («Владивосток», 1898, № 8, 22 февраля, № 21, 24 мая).
В обзорах литературной жизни газеты «Восточное обозрение» неоднократно упоминали имя Чехова, его путешествие и книгу о Сахалине. Здесь рецензировались «Убийство», «Ариадна», «Дом с мезонином» и др. За псевдонимами, криптонимами, инициалами (Аквилон, К. О. Н., И. И.) скрывались политические ссыльные: П. Ф. Якубович (Мельшин), Ф. Я. Кон, И. И. Попов и др. («Восточное обозрение», 1896, № 22, 21 февраля, № 105, 6 сентября). 21 ноября 1896 г. Чехов отправил «Остров Сахалин» Якубовичу в Курган (жившему там на поселении после Карийско-Акатуйской каторги) с надписью, свидетельствующей о том, что он в числе немногих знал подлинную фамилию автора «В мире отверженных» и статей в «Восточном обозрении», подписанных псевдонимами Л. Мельшин, Аквилон и др.: «Петру Филипповичу Якубовичу от его почитателя, искреннего друга его симпатичной книги. Антон Чехов» («Литературное наследство», т. 68. Чехов. М., Изд-во АН СССР, 1960, т. 68, стр. 292).
|
