|
В природе число 7 играет такую же важную роль, как любая стихия: семь смертных грехов, семь пядей во лбу, «семь чертей и одна ведьма», семь дней в неделе... Но, конечно, ни одна из этих семерок (не исключая даже семи смертных грехов) не играет такой стихийной роли, как семь братьев Сабанеевых[234]. От семи братьев Сабанеевых, во-первых, семибратняя кровь произошла... Это всем известно... Семибратняя же кровь приносит большую пользу человечеству. Ею коновалы лечат у лошадей ящур, а у запьянцовских репортеров и jeunes premiers<*> запой со всеми его онерами: трясением рук, зелеными чертями и ропотом на существующий порядок. Во-вторых, братья Сабанеевы замечательны тем, что несмотря на свою многочисленность не имеют в своей семье ни одного урода. Есть счастливые семьи, где все дети выходят в действительные статские советники, так и здесь, в семье Сабанеевых, все вышли в ученые. Один — зоолог и редактор «Природы и охоты»[235], другой — химик и доцент[236], третий — алхимик[237], четвертый — астролог, пятый по всем наукам валяет[238], и т. д. Специальности все, как видите, друг на друга мало похожие... Что общего, например, между «Рыбами России» Леонида Павловича с «собственным» способом добывания метана (CH4) Александра Павловича? Духовные интересы разные, стало быть, и братья врозь... Это нехорошо. Если единоутробные братья живут врозь, то что же можно ожидать от людей разной крови? Недавно один из семи, редактор «Природы и охоты», понимая, что «добро и красно есть братиям жити вкупе», попробовал придумать связующее начало... Он, на удивление всему ученому, стреляющему и за зайцами бегающему миру, выдумал журнал, в котором будут работать сразу все семь братьев-специалистов. Журнал этот, именуемый «Красным яичком» (кухонное название!), будет играть сразу на всех инструментах и стрелять[239] сразу во все цели. Новый Леонид Спартанский со своими семью объявляет войну насмерть всем пятнам, моли, собачьей чесотке, клопам, блохам, жесткой воде и прочим нашим пенатам. Рядом с войной поведет он и внутреннее благоустройство: научит нас делать духи и мыло, объяснит, как отличить молодого карпа от карася, болото от пруда и проч. Журнал этот соединит братьев, но двинет ли он вперед цивилизацию — неведомо. Не застрять бы только новому Леониду в Фермопилах[240] равнодушия публики!
* * * * *
Если вы думаете, что в Москве только один Малкиель, то вы ошибаетесь. Их два: «es ist der Vater mit seinem Kind»[241] <**>. Если также вы думаете, что Москва получает свои запахи от одного только малкиелевского завода, то вы тоже ошибаетесь. Заводов тоже два. Кроме классически-юмористического кожевенного, есть еще чугунолитейный... (Садовая, приход Ермолая). О первом писать нечего... Он, как «бюро» всех существующих на земле запахов, известен не одной только санитарной комиссии. Второй еще молод и не так известен. Попахивало от него доселе на лучших московских улицах гарью — и только, но в последнее время и он стал обнаруживать поползновение к популярности... Дело в том, что директоры обоих заводов стали соперничать: кто из них лучше и для г. Малкиеля полезней? Соперничали они долго, но в конце концов взял верх директор молодого завода. Этот честный еврейчик искоренил прежде всего праздность, матерь всех пороков, для чего увеличил рабочий день на 2 ½ часа. Вторым делом он, в видах улучшения человека и искоренения на земле порока, учетверил штрафы. Он издал правило, по которому рабочий месяц содержит 35 дней, идеальный рабочий работает 24 часа в сутки и идеальное жалованье равно нулю. Рабочий на даче не живет, в винт с докторами не играет... на что же ему деньги? И г. директор издал проект о замене жалованья раздачей книжек духовно-нравственного содержания, но... не вывезла кривая! Ллопнуло!
* * * * *
Московский мещанский староста Шестеркин с прискорбием и с конфузом извещает мещан всего мира о кончине своего любезного детища, мещанки «Московской летописи», умершей от карманного дифтерита и равнодушия публики. Гг. мещане, берущие паспорты, благоволят прилагать по пятаку на памятник. Особых приглашений не будет.
|
* * * * *
Я пугаю своих детей художником Васнецовым. Этого художника я отродясь не видел, но иначе не представляю себе его, как в виде привидения с зелеными, мутными глазами, с замогильным голосом и в белой хламиде. Замечательно то, что этого достаточно популярного художника никто никогда не видел. Что мешает думать, что он живет на заброшенном кладбище, питается трупами младенцев и пьет из черепа? Картины его вроде «Аленушки» и «Трех царевен» подтверждают эту мысль о его страховидности. Они мутны, зелены, больничны и панихидны. А его картина, которую он готовит для нашего Исторического музея[242], до того ужасна, что в могилах ворочаются кости всех живших от начала века до сегодня и волосы седеют даже на половых щетках. Когда глядишь на нее, то чувствуешь мурашки не только на спине, но даже на пальто и сапогах. Картина эта изображает в сущности чепуху, но в этой чепухе надо понимать отнюдь не чепуху, а нечто превыспреннее, обер-аллегорическое... Мертвец Васнецов думает изобразить несколько моментов из давно минувших дней «каменного периода». На что сдался Историческому музею васнецовский «каменный период», трудно понять... Думаю, что благодарное потомство пожмет плечами, глядя на эту диковинную импровизацию. Если даже сам Анучин[243] (сочинениями коего пользовался художник) не может представить себе хотя бы приблизительно этот гипотетический период, то кольми паче Васнецову, не геологу и не археологу, следовало бы пообуздать свои нервы, наклонные ко всякого рода аллегориям... Начинил он свою картину всякой всячиной. Тут у него и голые женщины, и пещеры, и добывание огня через трение, и первый нумер «Сына отечества», и охота на мамонта, и бригадирский чин... Да простит ему Аллах эту мутную кашу! А, говорят, было время, когда г. Васнецов не занимался аллегориями и подавал надежды...
* * * * *
Нужно выдумать дачные паспорты, в которых значилось бы: «... а в случае он затеет любительский спектакль, то с ним будет поступлено, как с бродягой»... Наших бедных дачников совсем заели актеры-любители! Эти несчастные маниаки не пощадили бы, кажется, и девственных лесов, если бы проезд туда и обратно стоил не дороже 30 коп. Всюду следуют за человеком с настойчивостью крыс и тараканов. И Меликов до сих пор не придумал от них порошка![244] Из Перова и Кускова, говорят, уже начали выбираться дачники, благодаря этим индивидуумам, завезенным из Египта французами. Любительствуют на дачах все больше «убоявшиеся бездны премудрости» и оброненные в детстве мамками[245]... И между ними, к великому удивлению Москвы, вертится и лицедействует актеро-литографо-художник Сашин, человек серьезный, понимающий и обедающий ежедневно в Татарском... И ты туда же, Брут?![246]
<*> первых любовников (театральное амплуа; франц.).
<*> «это отец со своим ребенком» (нем.).
|
