В 1952 году здоровье Ивана Алексеевича резко ухудшилось. Он почти не вставал с постели.
Во время предельно тяжелых страданий от удушья, — а припадки бывали по многу раз в сутки, — он, чуть ему становилось легче, снова принимался работать и над своими книгами, готовя их к «посмертному изданию», — как он говорил, — и над Чеховым.
А. П. Струве последние три года тяжелого состояния Ивана Алексеевича заботился, чтобы новинки русской литературы попадали в его руки. Стал он приносить нам и изданные в России отдельные тома «Писем А. П. Чехова», из которых Иван Алексеевич узнал много нового об Антоне Павловиче и о его родных. Узнал он и то, что Чехов писал своим родным и близким о нем:
- Матери, 8 января 1901 года из Ниццы:
«Очень радуюсь, что Бунин у нас, жалею, что меня нет дома».
- О. Л. Книппер, 20 февраля 1901 года из Ялты:
«Здесь Бунин, который, к счастью, у меня бывает каждый день».
- Ей же, 23 февраля 1901 года, из Ялты:
«Был Бунин здесь, теперь он уехал — и я один».
- Жене, 31 января 1902 года, из Ялты:
«Осенью» Бунина сделано несвободной рукой».
- С. А. Найденову, приехав в Москву, 16 октября 1902 года:
«Если видаетесь с Буниным, то сообщите ему, что мне хочется повидаться с ним».
- А. И. Куприну, 18 октября 1902 года, из Москвы:
«Вчера был Бунин, он в меланхолическом настроении, собирается заграницу».
- А. В. Амфитеатрову, 13 апреля 1904 года из Ялты:
«Пишу теперь мало, читаю много. Читаю и «Русь», которую выписываю. Сегодня читал сборник «Знания», между прочим горьковского «Человека», очень напомнившего мне проповедь молодого попа, безбородого, говорящего на о, прочел и великолепный рассказ Бунина «Чернозем». Это в самом деле превосходный рассказ, есть места просто на удивление, и я рекомендую его Вашему вниманию».
Конечно, это очень трогало Ивана Алексеевича, вызывало думы о былом: он вспоминал дни, проведенные в доме Чехова, а ведь он часто у него бывал и гостил. Он думал: писать ли ему о Чехове еще раз, вернее «дописать» ли о нем?
А здоровье его все время слабело, он боялся — хватит ли сил? Но тем не менее с большим вниманием он продолжал делать заметки, перечитывать произведения и письма Чехова. Его колебания продолжались до тех пор, пока он не прочел воспоминания Л. А. Авиловой.
Вот как об этом записал Иван Алексеевич: «Сегодня Зуров принес мне книгу «Чехов в воспоминаниях современников» со словами: «Прочтите прежде всего «Чехов в моей жизни» Авиловой, я ничего лучше не читал из женских воспоминаний, — необыкновенно талантливо, живо написано, с внутренней правдивостью, с исключительной деликатностью». Я очень заинтересовался, так как Лидию Алексеевну я знал еще в молодых годах, а в эмиграции мы даже переписывались, но я ничего никогда не слыхал о ее отношениях с Чеховым».
Прочитав с изумлением эти воспоминания, Иван Алексеевич твердо решил «дописать» о Чехове и написать о Л. А. Авиловой, которую всегда чрезвычайно ценил.
Он попросил меня переписать ее письма, где ярко проявляется личность этой незаурядной, одаренной женщины.
«Ведь всем будет интересно знать, что за женщина, которую Чехов любил, — сказал тогда Иван Алексеевич и добавил при этом: — Так вот почему он так долго не женился...»
И тут он припомнил слова из рассказа Чехова «Дама с собачкой», который он по-новому понял:
«У каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая интересная жизнь».
В 1953 году, перечитывая воспоминания Авиловой и делая на страницах многочисленные отметки, Иван Алексеевич говорил, что он теперь по-новому почувствовал скрытую от всех внутренне целомудренную жизнь Чехова.
* * * * *
Надо сказать, что Иван Алексеевич познакомился с Авиловой еще в молодости, а потом встречался с ней в Петербурге, в редакциях, на литературных вечерах. Она тогда печаталась в газетах и журналах (ее зять, С. Н. Худяков, был редактором и издателем «Петербургской газеты», в которой сотрудничал и Чехов, начиная с конца 1884 г.).
В январе 1915 года, когда мы жили всю зиму в Москве между Плющихой и Девичьим Полем, в Долгом переулке, Иван Алексеевич однажды мне сказал:
— Я пригласил к нам писательницу Лидию Алексеевну Авилову, с которой я случайно встретился в нашем Книгоиздательстве. Она хочет издать там свою книгу. Я узнал, что Авиловы переехали из Петербурга в Москву, где ее муж получил какое-то место. Живут на Спиридоновке, наняли особняк.
В назначенный вечер (11 января) она приехала к нам. Я увидела высокую статную женщину в хорошо сшитом черном платье, которая поздоровалась со мной с застенчивой улыбкой. Кроме нее, у нас в гостях были моя мать и профессор Политехнического Института А. Г. Гусаков, который в Петербурге встречался с Авиловой, когда был одним из редакторов газеты «Страна», — она там печаталась.
Сели за чайный стол. Я стала рассматривать нашу новую гостью, ее хорошо причесанную седую голову, бледное лицо с внимательными серо-голубыми большими глазами.
Сначала разговор шел о войне, раненых, а затем о литературе.
Меня поразило, как она не похожа на других писательниц своей скромностью, собранностью, уменьем спорить и выслушивать собеседника.
Ее литературные вкусы совпадали со вкусами Ивана Алексеевича, в оценке писателей и людей.
Говорили мы тогда о нашем Книгоиздательстве писателей, где автор после покрытия расходов по печатанию весь остальной доход получает сам, оставляя на расходы по издательству десять процентов.
— Вот и хорошо, что хотите у нас издать вашу книгу, — сказал ей Иван Алексеевич.
— Я была бы очень рада, если примут.
— А что это? Роман? — спросила моя мать.
— Нет, книга рассказов.
Потом заговорили о деревне. Авилова рассказывала, что у них имение в Тульской губернии, не родовое, а купленное лет пятнадцать тому назад.
— Вот приезжайте, погостите у нас, — приглашала она. — У нас хорошо. Дети мои усадьбу очень любят. Отношения с мужиками хорошие.
— А далеко она от Ясной Поляны? — спросила моя мать.
— Нет не очень.
— У моей бабушки было имение в двадцати верстах от Ясной, — сказала тут я, — мы слезали на станции Лазарево.
— Нет, это с другой стороны Ясной, — ответила Авилова, — у нас пересадка в Туле. |
[1]