1897-98
Ницца
M. П. Чеховой, 29 сентября 1897 г., Ницца.
...«В Ницце тепло, хожу без пальто, в соломенной шляпе. Познакомился с Максимом Ковалевским, живущим около Ниццы в Бодье, в своей вилле. Это тот самый М. Ковалевский, который был уволен из университета за вольнодумство и в которого, незадолго до своей смерти, была влюблена Софья Ковалевская. Это интересный, живой человек; ест очень много, много шутит, смеется заразительно — и с ним весело. Готовится к лекциям, которые будет читать в Париже и Брюсселе».
* * * * *
И. П. Чехову, 2 октября, Ницца.
«За границей стоит пожить, чтобы поучиться здешней вежливости и деликатности в обращении. Горничная улыбается, не переставая; улыбается, как герцогиня на сцене — и в то же время по лицу видно, что она утомлена работой. Входя в вагон, нужно поклониться; нельзя начать разговора с городовым или выйти из магазина, не сказавши «bonjour». В обращении даже с низшими нужно прибавлять «madame, monsieur».
* * * * *
M. П. Чеховой, 15 октября, Ницца.
«...Я не преувеличиваю и с каждым днем все убеждаюсь, что петь в опере не дело русских. Русские могут быть разве только басами, и их дело торговать, писать, пахать, а не в Милан ездить».
* * * * *
Л. А. Авиловой, 3 ноября, Ницца.
«Ах, Лидия Алексеевна, с каким удовольствием я прочитал Ваши «Забытые письма». Это хорошая, умная, изящная вещь. Это маленькая, куцая вещь, но в ней пропасть искусства и таланта, и я не понимаю, почему Вы не продолжаете именно в этом роде».
* * * * *
А. И. Сувориной, 10 ноября, Ницца.
...«Самочувствие у меня прекрасное, наружно (как мне кажется) я здоров совершенно, но вот беда моя... ... Кровь идет помалу, но подолгу и последнее кровотечение, которое продолжается и сегодня, началось недели три назад».
«Только, ради Создателя, никому не говорите про кровохарканье, это между нами. Домой я пишу, что совершенно здоров, и иначе писать нет смысла, так как я чувствую себя прекрасно — и если дома узнают, что у меня всё идет кровь, то возопиют».
«Погода здесь райская. Жарко, тихо, ласково. Начались музыкальные конкурсы. По улицам ходят оркестры, шум, танцы, смех. Гляжу на все это и думаю: как глупо я делал раньше, что не живал подолгу за границей. Теперь мне кажется, что если буду жив, я уже не стану зимовать в Москве, ни за какие пряники. Как октябрь, так и вон из России. Природа здешняя меня не трогает, она мне чужда, но я страстно люблю тепло, люблю культуру... А культура прет здесь из каждого магазинного окошка, из каждого лукошка; от каждой собаки пахнет цивилизацией».
* * * * *
M. П. Чеховой, 25 ноября, Ницца.
...«Работаю, к великой досаде, недостаточно много и недостаточно хорошо, ибо работать на чужой стороне за чужим столом не удобно»... (Подчеркнуто мною. И. Б.).
«Не забудь: на Рождестве сотскому Григорию дать 1 рубль, священнику, когда приходит с крестом, не давать меньше 3 р. (Ведь мы кроме денег ничего не даем!); узнай, сколько в Талежной школе мальчиков и девочек и, посоветовавшись с Ваней, купи для них подарков к Рождеству. Беднейшим валенки; у меня в гардеробе есть шарфы, оставшиеся от прошлого года, можно и их пустить в дело. Девочкам что-нибудь поцветастее».
* * * * *
В. М. Соболевскому, 4 декабря, Ницца.
...«Я целый день читаю газеты, изучаю дело Дрейфуса. По-моему, Дрейфус не виноват».
* * * * *
М. П. Чеховой, 25 декабря, Ницца.
...«О времени своего отъезда в Алжир сообщу своевременно. Поеду в Марсель, потом морем в Африку, увижу там наших скворцов, которые, быть может, и узнают меня, но не скажут».
* * * * *
M. П. Чеховой, 16 января 1898 г. Ницца.
...«Мне стукнуло уже 38 лет; это немножко много, хотя, впрочем, у меня такое чувство, как будто я прожил уже 89 лет».
* * * * *
Ф. Д. Батюшкову, 23 января, Ницца.
«У нас только и разговору, что о Золя и Дрейфусе. Громадное большинство интеллигенции на стороне Золя и верит в невинность Дрейфуса. Золя вырос на целых три аршина; от его протестующих писем точно свежим ветром повеяло, и каждый француз почувствовал, что, слава Богу, есть еще справедливость на свете и что, если осудят невинного, есть кому вступиться. Французские газеты чрезвычайно интересны, а русские — хоть брось. «Новое время» просто отвратительно».
* * * * *
А. С. Суворину, 6 февраля, Ницца.
«Вы пишете, что Вам досадно на Золя, а здесь у всех такое чувство, как будто народился новый, лучший Золя. В этом своем процессе он, как в скипидаре, очистился от наносных сальных пятен и теперь засиял перед французами в своем настоящем блеске. Это чистота и нравственная высота, каких не подозревали. Вы проследите весь скандал с самого начала. Разжалование Дрейфуса... произвело на всех (в том числе, помню, и на Вас) тяжелое, унылое впечатление. Замечено было, что во время экзекуции Дрейфус вел себя, как порядочный, хорошо дисциплинированный офицер, присутствовавшие же на экзекуции, например, журналисты, кричали ему: «Замолчи, Иуда», т. е. вели себя дурно, непорядочно. Все вернулись с экзекуции неудовлетворенные, со смущенной совестью... Волей-неволей пришлось заговорить о бюро справок при военном министерстве, этой военной консистории, занимающейся ловлей шпионов и чтением чужих писем, пришлось заговорить, так как шеф бюро Sandherr, оказалось, был одержим прогрессивным параличом, Paty de Clam явил себя чем-то вроде берлинского Тауша, Picquart ушел вдруг таинственно, со скандалом...»
* * * * *
1898
Мелихово, Москва, смерть отца, любовь к матери,
купчая крепость, участок в Аутке.
П. Ф. Иорданскому, 25 июня, Мелихово.
...«По всему видно, что Вы уже сговорили с Антокольским и что памятник в Таганроге будет великолепный. От души поздравляю Вас».
...«Если бы не бациллы, то я поселился бы в Таганроге года на два на три и занялся бы районом Таганрог-Краматоровка-Бахмут-Зверево. Это фантастический край. Донецкую степь я люблю и когда-то чувствовал себя в ней как дома, и знал там каждую балочку. Когда я вспоминаю про эти балочки, шахты, Саур-могилу, рассказы про Зуя, Харцыза, генерала Иловайского, вспоминаю, как я ездил на волах в Криничку и в Крепкую графа Платова, то мне становится грустно и жаль, что в Таганроге нет беллетристов и что этот материал, очень милый и ценный, никому не нужен».
* * * * *
Л. А. Авиловой, 10 июля, Мелихово.
...«Я часто слышу о Вас так много хорошего, и мне грустно, что в одном из своих писем я критиковал Ваши рассказы («На изломе») и этой ненужной суровостью немножко опечалил Вас. Мы с Вами старые друзья; по крайней мере я хотел бы, чтобы это было так. Я хотел бы, чтобы Вы не относились преувеличенно строго к тому, что я иногда пишу Вам».
* * * * *
А. Б. Тарахановскому, 19 сентября, Москва.
«Ну как прошел юбилей? Если весело, то жалею, что не поехал. Я люблю юбилеи и всякие суматохи, когда поют и много говорят». |
