|
Иначе воспринял рассказ Ф. Г. Мускатблит, тогда студент Новороссийского университета, впоследствии литератор, автор ряда работ о Чехове. Он благодарил за рассказы «Человек в футляре» и «Крыжовник», пробуждающие сознание, проясняющие то, что еще «лишь смутно чуется» (письмо без даты; Чеховым помечено: 99, XII — ГБЛ). О том же писала из Севастополя 11 апреля 1900 г. Н. Кончевская: «Вся Россия показалась мне в футляре». Читательница высказала взволнованную просьбу: «Дайте же нам что-нибудь такое, в чем была бы хоть одна светлая точка и что хоть сколько-нибудь ободряло бы и примиряло с жизнью» (ГБЛ).
4
Книжка «Русской мысли» с рассказом «Человек в футляре» вышла около 20 июля 1898 г., и уже в июльских газетах появились печатные отзывы.
Первым выступил А. А. Измайлов, будущий биограф Чехова, в то время литературный обозреватель петербургских «Биржевых ведомостей». Статья его («Литературное обозрение») содержала несколько интересных наблюдений. «Начатая с улыбкой на устах комическая история, — писал Измайлов о рассказе, — досказывается серьезным голосом, в котором слышится легкое дрожание. Самый фон картины становится сумрачным и торжественно-величавым» («Биржевые ведомости», 1898, № 200, 24 июля). Критика смутило, однако, это противоречие: комический, почти карикатурный персонаж — и вместе с тем ясно, что Чехов «смотрит на своего героя серьезно, что он чужд юмористической тенденции». Сравнивая «Человека в футляре» с рассказом «Смерть чиновника» (1883), откровенно комическим, и с рассказом «Страх» (1892), где та же тема развивалась в «серьезном» сюжете, Измайлов недоумевал относительно того, зачем эти две разные линии соединились в одном рассказе.
Другой критик, Н. Минский (Н. М. Виленкин), попытался объяснить это «противоречие» особенностью таланта Чехова: «Нет сомнения, что г. Чехов — самый веселый и остроумный из наших беллетристов», — но и «самый скорбный из наших беллетристов», так как «у него почти нет рассказа, где бы не обнаруживался скрытый трагизм жизни, где бы кто-нибудь не страдал, одинокий и затерянный»; «самый бесстрастный, самый индифферентный из наших писателей, бессердечный эстетик, никогда не волнующийся, готовый во всякую минуту покинуть своего умирающего героя для того, чтобы изобразить цветок, бабочку, форму облака», — но и «здоровый и даже, можно сказать, здоровенный моралист, прямолинейный и тенденциозный». В рассказе «Человек в футляре» Минский нашел эту, столь привлекательную для него «неуловимость, разноцветную игру настроений»: «Г. Чехов не только нарисовал в нескольких чертах живой образ, но еще захотел изнутри осветить его, дать его психологическую формулу. Все черты Беликова, все его привычки и убеждения и поступки автор сводит к одному мотиву — к страху перед действительной жизнью <...> Судя по тону рассказа, автор и хохочет, и жалеет, и негодует, и, в конце концов, совершенно спокойно отходит от своего героя, бесстрастно прощается с ним, как с попутчиком по вагону» (Н. Минский. Литература и искусство. — «Новости и биржевая газета», 1898, № 207, 30 июля).
В общем хоре критики конца 90-годов резким диссонансом прозвучала грубая статья фельетониста реакционных «Московских ведомостей» К. П. Медведского. С высокомерием, уже давно забытым другими критиками, писавшими о Чехове, Медведский отозвался о «Человеке в футляре» так: «Рассказ бессодержателен, плох, но обойти его молчанием нельзя, потому что в нем с чрезвычайною ясностью раскрываются основные недостатки писателя, умеющего воспроизводить лишь внешние стороны житейских явлений». Критик снова повторил тезис своей статьи 1896 г., напечатанной в «Русском вестнике», о Чехове — как «жертве безвременья», опять писал о «равнодушии и значительной беззаботности автора», «безыдейности чеховских анекдотов» (К. Медведский. Литературные заметки. Нечто о г. Чехове и «футлярах». — «Московские ведомости», 1898, № 215, 7 августа).
Совсем иначе выступил в 1898 г. А. М. Скабичевский, который прежде тоже упрекал автора «Пестрых рассказов» в равнодушии, безыдейности и предрекал Чехову горькую участь. Когда была опубликована вся трилогия, в газете «Сын отечества» он напечатал статью «Текущая литература. Новые рассказы А. Чехова: „Человек в футляре“, „Крыжовник“, „О любви“». Свой обзор Скабичевский начал словами: «Г. Чехов — писатель безыдейный; это у нас решено и подписано. Тем не менее, когда выходит новый рассказ г. Чехова, он первый разрезается в книжке журнала, прежде всего читается и производит такое сильное впечатление на читателя, так настраивает его, подымая в нем ряд новых мыслей и соображений, как не действуют многие из так называемых идейных произведений...» Далее Скабичевский утверждал, что главное достоинство Чехова — «именно — безыдейность, но безыдейность не самих его произведений, а той жизни, которую изображает г. Чехов <...> каждая строка <...> Чехова вопиет против безобразия приводимых автором фактов...».
Отметив чисто «внешнюю связь» между рассказами, критик пояснял затем, что, по его мнению, рассказы объединены лишь «меланхолическим настроением автора», а настроение это обусловлено «зрелищем пустоты и бессодержательности нашей жизни и всякого рода нравственных уродств, встречающихся на каждом шагу ее бестолковой сутолоки». Любовную историю Беликова он нашел несколько шаржированной и потому мало правдоподобной, эпизод с Коваленко — грубоватым и потому излишним.
Но примечателен вывод, какой сделал Скабичевский о самом типе «человека в футляре»: «... личность Беликова является замечательным художественным откровением г. Чехова; одним из тех типов, которые, вроде Обломова или Чичикова, выражают собою или целую общественную среду, или дух своего времени» («Сын отечества», 1898, № 238, 4 сентября).
Мысль Скабичевского о «человеке в футляре» как типе общественном развивал позднее А. И. Потапов: «В произведениях г. Чехова, относящихся к последнему времени, чаще стала проглядывать умение обобщать наблюдения и переносить таким образом постановку вопроса с индивидуальной, случайной почвы на почву общественных отношений <...> Таков „Человек в футляре“. Это одно из лучших произведений г. Чехова, и представляет оно собою осязательный протест против „формы“, выедающей живое содержание» (Ал. Потапов. А. П. Чехов и публицистическая критика. — «Образование», 1900, № 1, отд. II, стр. 26—27).
В октябре 1898 г. новые рассказы Чехова были подробно разобраны А. И. Богдановичем, который поместил в журнале «Мир божий» «Критические заметки» с характерным подзаголовком: «Пессимизм автора. Безысходно мрачное настроение рассказов. Субъективизм, преобладающий в них». «Есть что-то в последних произведениях г. Чехова, — начинал свой разбор Богданович, — что углубляет их содержание, быть может, помимо воли самого автора, придает им какую-то терпкость и остроту, волнует и причиняет острую боль читателю». Вспомнив повести «Мужики» и «Моя жизнь», Богданович писал: «Но его последние три рассказа, появившиеся в летних книжках „Русской мысли“, не менее глубоки, жгучи и значительны» («Мир божий», 1898, № 10, отд. II, стр. 2).
Рассказ «Человек в футляре», по мнению Богдановича, — «лучший из них и самый значительный по содержанию темы и типичности выхваченного из жизни явления. Кому не знаком этот жалкий, ничтожный, плюгавенький и в то же время страшный „человек в футляре“, для которого жизнь свелась к отрицанию жизни? Он, как кошмар, давит всё живое, сдерживает проявление всякого общественного, альтруистического движения своим мертвящим припевом — „как бы чего не вышло“. Эта ходячая пародия на человека изображена автором с поразительным совершенством, что при необычайной естественности и простоте, с какою написан весь рассказ, делает эту фигуру почти трагическою» (там же). |
