Татьяна Алексеевна (Мерчуткиной). Бабушка, вам же говорят, что вы мешаете. Какая вы, право.
Мерчуткина. Красавица, матушка, за меня похлопотать некому. Одно только звание, что пью и ем, а кофей ныне пила без всякого удовольствия.
Шипучин (в изнеможении, Мерчуткиной). Сколько вы хотите получить?
Мерчуткина. Двадцать четыре рубля тридцать шесть копеек.
Шипучин. Хорошо! (Достает из бумажника 25 руб. и подает ей.) Вот вам двадцать пять рублей. Берите и... уходите!
Хирин сердито кашляет.
Мерчуткина. Покорнейше благодарю, ваше превосходительство... (Прячет деньги.)
Татьяна Алексеевна (садясь около мужа). Однако мне пора домой... (Посмотрев на часы.) Но я еще не кончила... В одну минуточку кончу и уйду... Что было! Ах, что было! Итак, поехали мы на вечер к Бережницким... Ничего себе, весело было, но не особенно... Был, конечно, и Катин вздыхатель Грендилевский... Ну, я с Катей поговорила, поплакала, повлияла на нее, она тут же на вечере объяснилась с Грендилевским и отказала ему. Ну, думаю, все устроилось, как нельзя лучше: маму успокоила, Катю спасла и теперь сама могу быть спокойна... Что же ты думаешь? Перед самым ужином идем мы с Катей по аллее и вдруг... (Волнуясь.) И вдруг слышим выстрел... Нет, я не могу говорить об этом хладнокровно! (Обмахивается платком.) Нет, не могу!
Шипучин (вздыхает). Уф!
Татьяна Алексеевна (плачет). Бежим к беседке, а там... там лежит бедный Грендилевский... с пистолетом в руке...
Шипучин. Нет, я этого не вынесу! Я не вынесу! (Мерчуткиной.) Вам что еще нужно?
Мерчуткина. Ваше превосходительство, нельзя ли моему мужу опять поступить на место?
Татьяна Алексеевна (плача). Выстрелил себе прямо в сердце... вот тут... Катя упала без чувств, бедняжка... А он сам страшно испугался, лежит и... и просит послать за доктором. Скоро приехал доктор и... и спас несчастного...
Мерчуткина. Ваше превосходительство, нельзя ли моему мужу опять поступить на место?
Шипучин. Нет, я не вынесу! (Плачет.) Не вынесу! (Протягивает к Хирину обе руки, в отчаянии.) Прогоните ее! Прогоните, умоляю вас!
Хирин (подходя к Татьяне Алексеевне). Вон отсюда!
Шипучин. Не ее, а вот эту... вот эту ужасную... (указывает на Мерчуткину) вот эту!
Хирин (не поняв его, Татьяне Алексеевне). Вон отсюда! (Топочет ногами.) Вон пошла!
Татьяна Алексеевна. Что? Что вы? С ума сошли?
Шипучин. Это ужасно! Я несчастный человек! Гоните ее! Гоните!
Хирин (Татьяне Алексеевне). Вон! Искалечу! Исковеркаю! Преступление совершу!
Татьяна Алексеевна (бежит от него, он за ней). Да как вы смеете! Вы нахал! (Кричит.) Андрей! Спаси! Андрей! (Взвизгивает.)
Шипучин (бежит за ними). Перестаньте! Умоляю вас! Тише! Пощадите меня!
Хирин (гонится за Мерчуткиной). Вон отсюда! Ловите! Бейте! Режьте ее!
Шипучин (кричит). Перестаньте! Прошу вас! Умоляю!
Мерчуткина. Батюшки... батюшки!.. (Взвизгивает.) Батюшки!..
Татьяна Алексеевна (кричит). Спасите! Спасите!.. Ах, ах... дурно! Дурно! (Вскакивает на стул, потом падает на диван и стонет, как в обмороке.)
Хирин (гонится за Мерчуткиной). Бейте ее! Лупите! Режьте!
Мерчуткина. Ах, ах... батюшки, в глазах темно! Ах! (Падает без чувств на руки Шипучина.)
Стук в дверь и голос за сценой: «Депутация!»
Шипучин. Депутация... репутация... оккупация...
Хирин (топочет ногами). Вон, черт бы меня драл! (Засучивает рукава.) Дайте мне ее! Преступление могу совершить!
Входит депутация из пяти человек; все во фраках. У одного в руках адрес в бархатном переплете, у другого — жбан.
В дверь из правления смотрят служащие. Татьяна Алексеевна на диване,
Мерчуткина на руках у Шипучина, обе тихо стонут.
«ЮБИЛЕЙ».
Обложка литографированного издания пьесы 1892 г.
с пометой Чехова для марксовского издания сочинений.
| 
