Светловидов. «Теперь суди сам: за кого ты меня принимаешь? Ты хочешь играть на душе моей, а вот не умеешь сыграть даже чего-нибудь на этой дудке. Разве я хуже, простее, нежели эта флейта? Считай меня, чем тебе угодно: ты можешь мучить меня, но не играть мною!» (Хохочет и аплодирует.) Браво! Бис! Браво! Какая тут к черту старость! Никакой старости нет, всё вздор, чепуха! Сила из всех жил бьет фонтаном, — это молодость, свежесть, жизнь! Где талант, Никитушка, там нет старости! Ошалел, Никитушка? Очумел? Погоди, дай и мне прийти в чувство... О, господи, боже мой! А вот послушай, какая нежность и тонкость, какая музыка! Тсс... Тише!
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо, звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы...
Слышен стук отворяемых дверей.
Что это?
Никита Иваныч. Это, должно быть, Петрушка и Егорка пришли... Талант, Василь Васильич! Талант!
Светловидов (кричит, оборачиваясь в сторону стука). Сюда, мои соколы! (Никите Иванычу.) Пойдем одеваться... Никакой нет старости, всё это вздор, галиматья... (Весело хохочет.) Что же ты плачешь? Дура моя хорошая, что ты нюни распустил? Э, не хорошо! Вот это уж и не хорошо! Ну, ну, старик, будет так глядеть! Зачем так глядеть? Ну, ну... (Обнимает его сквозь слезы.) Не нужно плакать... Где искусство, где талант, там нет ни старости, ни одиночества, ни болезней, и сама смерть вполовину... (Плачет.) Нет, Никитушка, спета уж наша песня... Какой я талант? Выжатый лимон, сосулька, ржавый гвоздь, а ты — старая театральная крыса, суфлер... Пойдем!
Идут.
Какой я талант? В серьезных пьесах гожусь только в свиту Фортинбраса... да и для этого уже стар... Да... Помнишь это место из «Отелло», Никитушка?
Прости, покой, прости, мое довольство!
Простите вы, пернатые войска
И гордые сражения, в которых
Считается за доблесть честолюбье, —
Всё, всё прости! Прости, мой ржущий конь,
И звук трубы, и грохот барабана,
И флейты свист, и царственное знамя,
Все почести, вся слава, всё величье
И бурные тревоги славных войн!
Никита Иваныч. Талант! Талант!
Светловидов. Или вот еще:
Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!
Карету мне, карету!
Уходит с Никитой Иванычем.
Занавес медленно опускается
Примечания
Впервые — сборник «Сезон», 1887, вып. 1, стр. 52—53 (ценз. разр. 11 января 1887 г.). Раздел: Для сцены и эстрады. Заглавие: Калхас. Драматический этюд в 1 действии. Подпись: Ант. Чехов.
Драматический этюд «Калхас» был написан Чеховым в самом конце 1886 или начале 1887 г. — по одноименному рассказу, опубликованному в «Петербургской газете» 10 ноября 1886 г.
14 января 1887 г. Чехов сообщал М. В. Киселевой: «Я написал пьесу в 4-х четвертушках. Играться она будет 15—20 минут. Самая маленькая драма во всем мире. Играть в ней будет известный Давыдов, служащий теперь у Корша. Печатается она в „Сезоне“, а посему всюду разойдется. Вообще маленькие вещи гораздо лучше писать, чем большие: претензий мало, а успех есть... что же еще нужно? Драму свою писал я 1 час и 5 минут».
В сборнике «Сезон» пьеса была напечатана в сокращенном виде: не было всей второй половины пьесы, где Светловидов, вспоминая актерскую молодость, читает отрывки из пьес. Действие кончалось словами Никиты Иваныча: «Петрушка! Егорка! Кто тут есть? Боже, свеча тухнет!» 5 сентября 1889 г. Чехов писал Ф. А. Куманину, издателю журнала «Артист»: «<...> в „Сезон“ я дал только часть первого монолога».
В конце 1887 г., в связи с постановкой пьесы в театре Корша, была изготовлена рукопись для представления в драматическую цензуру. «Вернувшись вчера от вас, — писал Чехов в конце декабря В. Н. Давыдову, — я усадил своих братцев за переписку, — „Калхас“ готов и посылается Вам в двух экземплярах».
Сравнительно с публикацией пьесы в «Сезоне», текст цензурной рукописи несколько расширен, в речь Светловидова внесены характерно разговорные, порою комические обороты: «Хвалю, мамочка!»; «Пьян! Уф!; «...а на душе холодно и темно, как в погребе. Если здоровья не жаль, то хоть бы старость-то свою пощадил, шут Иваныч...»; «Смерть-матушка не за горами...»; «Жутко, черт подери... По спине мурашки забегали...»; «Зарыл я талант» и т. п. Роль Никиты немного сокращена. Текст пьесы заканчивался монологом из «Отелло»: «О, если бы угодно было небу...»
9 февраля 1888 г. Чехов сообщал в Таганрог Г. М. Чехову: «19 февраля в Москве идет моя новая пьеса, но маленькая, в одном действии». Киселевым — в Бабкино: «В пятницу идет моя паршивенькая пьеска в одном акте...» (А. С. Киселеву, 15 февраля 1888 г.). И брату Ал. П. Чехову — в Петербург: «19-го идет моя новая пьеска в одном действии» (15 февраля 1888 г.).
Премьера в театре Корша состоялась 19 февраля 1888 г. Роли исполняли: Светловидова — В. Н. Давыдов, Никиты Иваныча — Ф. П. Вязовский (первые исполнители помечены на титульном листе литографированного издания пьесы). Сохранилось воспоминание М. П. Чехова: «Я был тогда на первом представлении. Этюд этот был мне известен во всех подробностях, потому что я его переписывал не раз. И, батюшки-светы, сколько в него вставил тогда „отсебятины“ Давыдов! И про Мочалова, и про Щепкина, и про других актеров, так что едва можно было узнать оригинал!» (М. П. Чехов. Антон Чехов. Театр, актеры и «Татьяна Репина». Пг., 1924, стр. 17). Позднее М. П. Чехов добавил: «Но в общем вышло недурно и так талантливо, что брат Антон не обиделся и не возразил» (Вокруг Чехова, стр. 206).
|
